Присказка о метадоне.
ЖИЛИ-БЫЛИ столетия тому назад вещества опиаты. Их еще в ХVII веке врачи стали использовать для облегчения боли у пациентов. Так родился опиум. Но он не только утолял боль, но и отправлял человека в счастливую страну призрачных образов, вызывая у него затем наркотическую зависимость и приводя к скорой гибели. Чтобы избавиться от опиумной напасти, врачи нашли новое лекарство и назвали его морфием, на который в XIX в. «подсело» громадное количество народа, потому что оказалось, что морфийные наркоманы ничуть не лучше опиумных. Стали создавать лекарство от морфия и создали… героин. В результате получили новый взлет, теперь уже, героиновой зависимости. Наконец, в нацистской Германии отыскали-таки «решение» зависимости от героина вместе с созданием препарата дольфин (в честь Гитлера). Правда, после Второй мировой войны название ему пришлось сменить на ныне многим знакомое — метадон.
Заместительная терапия
Об опыте применения метадоновой терапии для лечения героиновой зависимости в Германии рассказывает заведующая отделом «заместительных программ» Палаты врачей города Берлина доктор Констанце Якобски:
«В Германии проблема наркомании остро встала в начале 70-х гг. ХХ века. Сегодня в стране насчитывается около 150 тысяч таких тяжелых наркозависящих, которые мечтают избавиться от героиновой зависимости. На государстве и обществе лежит задача помочь этим людям, поскольку каждый из них рассматривается законом прежде всего как хронически больной человек, а не преступник. Заместительная терапия состоит в том, что героин заменяется больному на метадон, который выдается один раз в сутки строго по рецепту врача-нарколога и в строго просчитанной дозировке. Не надо думать, что этим все и ограничивается. В лечении героиновой зависимости заместительной терапией участвует не только специалист-нарколог, но и социальные работники, и психологи. Все вместе они разрабатывают для каждого наркомана индивидуальный комплексный план лечения заместительной терапией, который затем утверждает специальная комиссия Палаты врачей.
В индивидуальный план лечения героиновой зависимости, цель которого — научить наркомана снова жить нормальной жизнью, могут входить самые разнообразные пункты: помочь найти квартиру, зарегистрироваться в социальных службах, чтобы получать страховку, найти работу или вернуться к учебе, уладить юридические и криминальные проблемы, такие как штрафы за прошлые правонарушения, возврат долгов и т. п., наконец, наладить контакты с семьей, вернуть ребенка (по немецким законам детей у наркомана отбирают социальные службы, едва становится известно о его пристрастии).
Мы не отрицаем того, что метадон так же, как и героин, создает у человека физическую зависимость. Но метадон не дает эйфоризирующего эффекта, голова у больного остается ясной, он может управлять автомобилем, какой-то техникой на производстве, жить в семье, то есть интегрируется в общество, при этом принимая его постоянно. При этом у него улучшается состояние здоровья, он не совершает преступлений, чтобы добыть деньги на героин, и не подвергает ни себя, ни окружающих риску заразиться, например, СПИДом. Конечно, это при условии, что человек не будет принимать других наркотиков или алкоголя.
Наша статистика с 1987 г. (начало проведения заместительных терапий в Германии) показывает, что 10% больных через какое-то время полностью отказываются от приема препарата и метадоновой программы и избавляются от зависимости. 30% участвуют в заместительной терапии, но полностью интегрируются в нормальную жизнь. 30% находятся, как на качелях, то срываются на наркотик, то снова возвращаются в метадоновую программу. И еще 30% не показывают никаких успехов, принимая алкоголь и другие наркотики. Тем не менее мы считаем такие показатели успехом. И даже если человек будет принимать метадон пожизненно, но при этом чувствовать себя лучше, — это тоже неплохой результат в лечении хронических больных, страдающих героиновой зависимостью, каковыми наркоманы, по сути, и являются.»
Метадоновая зависимость
А вот мнение о метадоновой терапии главного детского нарколога Минздрава РФ Алексея НАДЕЖДИНА:
«Практика по использованию метадона существует в Европе с 1964 года, и на сегодняшний день можно с уверенностью сказать, что она не оправдала возложенных на нее надежд. Сторонники заместительной терапии говорят о том, что замена нелегальных наркотиков на легальные, принимаемые наркоманом под контролем врача и без внутривенного введения, поможет стабилизировать состояние пациента, отказаться от уличных наркотиков и героиновой наркомании, вернуться в общество, уменьшить заболеваемость вирусными гепатитами и ВИЧ-инфекцией, сократить преступность. Исходя из собственного опыта работы врачом-наркологом, могу утверждать, что лечение заместительной терапией куда затратнее и тяжелее, чем лечение той же героиновой наркомании. Говорить о том, что при заместительной терапии снижается риск заражения СПИДом, тоже не совсем верно. Имеются данные, что от 50 до 90% наркоманов после безуспешного лечения метадоновой терапией возвращались к неопиоидным наркотикам, алкоголю и транквилизаторам. В результате — тот же шприц, беспорядочные половые связи, те же риски заражения и криминала, вновь появляется желание снять ломку от героина
Да и сама концепция замены одного наркотика на другой для меня и большинства моих коллег неприемлема, поскольку введение подобной заместительной терапии фактически навсегда консервирует наркоманию в обществе. Это уже не борьба с ней, а смирение. Да, на Западе принято считать, что человек, страдающий героиновой зависимостью — это хронический больной, а значит, надо сделать так, чтобы он жил со своей болезнью как можно дольше и лучше, как раковый больной на обезболивающих лекарствах. Это, на мой взгляд, псевдогуманистический подход, приближающейся к абсолютному выражению пресловутой политкорректности. По такой логике, если у человека обнаружена патологическая склонность к убийству, надо обеспечить убийце комфортные условия для жизни и удовлетворения своей склонности. Тут просто размываются понятия добра и зла.»
Адепты метадоновых программ вроде доктора Якобовски часто приводят как пример их эффективности цифру в 30% больных, вернувшихся к жизни в социуме. Но и наши больные люди — вовсе не однородная масса. Давно известно, что примерно 10% людей в силу своих физиологических и психических особенностей, даже если попытаются употреблять наркотики, никогда не станут наркоманами. 30% — это маргиналы, которые никогда и никуда не интегрируются. Еще треть людей неустойчивых, которые то пытаются лечиться от героиновой зависимости, то снова принимаются за старое. И 30% так называемых социабельных больных, которые прекращают потребление наркотиков и дают длительные ремиссии или полностью отказываются от героиновой наркомании, причем без всякой заместительной терапии. Они и в общество вливаются обратно, и семьи восстанавливают, и работать начинают.
Другими словами, если к этой трети применить обычную, а не заместительную терапию, то результат будет таким же. Так какой тогда в метадоновой программе смысл? Боюсь, что периодически поднимаемая шумиха вокруг заместительной терапии — это просто характерный для западников прозелитизм, возможно, даже замешанный на том, что Россию хотят сделать рынком для сбыта уже произведенного и производимого препарата, который теряет популярность в мире.
Наша справка:
Метадон — синтетический опиатоподобный препарат длительного действия, относящийся к наркотическим средствам, производимый в лабораторных условиях, что обеспечивает его химическую чистоту и возможность точной дозировки. Производится в виде таблеток или сиропа. Применяется перорально, обладает обезболивающим эффектом и хорошо снимает «ломку». К нему быстро развивается физическая зависимость. Снять метадоновую ломку тяжелее, чем героиновую. При этом препарат хорошо стабилизирует настроение, не обладает эйфоризирующим эффектом. В 60-х годах ХХ века начались попытки использования в качестве препарата, заменяющего героин, и назвали заместительной терапией, дабы затем, избавив наркомана уже от метадоновой зависимости, в идеале окончательно вылечить его. На самом деле люди, прошедшие курс заместительной терапии, долго не могут избавиться от метадоновой зависимости. В СССР метадоновая программа была запрещена к медицинскому применению в 1977 году.
Андрей БЕЛЯКОВ, Берлин — Москва
Заместительная терапия
Работники «косяка» и топора. Пример метадоновой программы в Германии
«После переезда на ПМЖ в Германию я из советского военного инженера переквалифицировался сначала в лесоруба, а затем и в водителя микроавтобуса — возил по горам людей к месту работы. Но оказалось, что возить надо не просто рабочих, а наркоманов.
В ГЕРМАНИИ есть госпрограмма реабилитации наркоманов, прошедших заместительную терапию. Устроиться на нормальную работу они не могут. Да они и не в состоянии работать в полную силу, здоровье-то подорвано. Поэтому садятся ребята на социальную помощь, а дальше все по-прежнему: героиновая наркомания, магазинные кражи, тюрьма, терапия, „социал“. Поэтому и приняли решение их трудоустраивать, хотя бы на неполный рабочий день, чтобы были под присмотром и на свежем воздухе сил набирались. Не знаю где как, а во Фрайбурге они дрова колют. Вот мне и поручили опекать одну из таких бригад. Я почитал литературку, подковался. Героиновая наркомания не отпускает своих рабов никогда, вызывая необратимые изменения в организме. Здесь бывшим героиновым зависимым выписывают по рецепту метадон в сиропе — лекарственный заменитель „кайфа“, который положено пить, хотя некоторые умудряются его и в вену закачать. А в качестве добавки эти „граждане на реабилитации“ употребляют марихуану, гашиш и всякие „колеса“. К тому же, снять ломку от метадона гораздо сложней, чем снять героиновую ломку.
Раньше полдевятого мои орлы на рабочем месте не появляются. Те, кто сподобился прибыть, сначала пьют „халявный“ кофе, а потом мы едем в магазин за продуктами (это все согласно инструкции шефа), затем полчаса завтрак. И только потом на работу. Мне же перво-наперво следует грамотно определить степень „обдолбанности“ подопечных. Так… эти трое возбуждены — психостимуляторов наелись, значит, будут дрова колоть. Те четверо сели в кружок и вяло беседуют — транквилизаторы. Будут поленницу класть. А Вольфганг уже минут 15 сидит неподвижно и в одну точку смотрит, значит, принялся за старое… пусть в машине лучше посидит.
В общем, любители экстази дрова рубят, транквилизаторщики поленницу укладывают, Вольфганг спит в автобусе. А через полчаса… второй завтрак и перекур, во время которого по лесу распространяется запах анаши. Я же слежу, чтобы никто „колес“ не наелся, потому как после утренней дозы заместительной терапии такая „закуска“ может стать смертельной. Покурили — и за работу до полдвенадцатого. Раздается крик: „Megapause!“ Все, для них рабочий день закончен. В 13.00 пора встречать вторую смену перевоспитуемых. Я пересчитываю инструменты и коллег. Вольфганга в машине уже нет. Исчез, блин! Через 20 минут прочесывания — не оставлять же человека в лесу — нахожу его на охотничьей вышке. Сидит, слушает, как разговаривают птицы. Романтик…
Бывает, что кто-то из моих подопечных не успевает с утра отовариться, тогда я развожу их по аптекам, а шеф в лесу остальных караулит. А так „труженики“ обеспечиваются и зарплатой, и бесплатной спецодеждой (160 евро — комплект). Если же в тюрьму загремел или на заместительную терапию, возврата никто не требует. А рецидивы случаются часто. В моей бригаде всего четверо постоянного состава. То есть отказались не только от героиновой наркомании, но уже и от метадона и на работу ходят каждый день. Остальные мелькают, как картинки в калейдоскопе. Только появился, получил спецодежду, деньги на месячный проездной — и понеслось!.. Раз не вышел, два не вышел, совсем ходить перестал. Где Петер? На терапии. Где Юрген? Умер. Передозировка. Порой не успеваешь запомнить, как зовут.»
Сергей НЫРКОВ, Германия
Свяжитесь с нами по Skype
